– Бедная Сонечка, – пробормотала я. – Думаю, тяжко жить с матерью, которая не способна любить ребенка просто потому, что он появился на свет.

– А девочка очень старалась папе-маме угодить, – улыбнулась Эстер. – И от этого желания неуклюжей делалась. Выучит уроки назубок – я свидетель, как она целый параграф по истории наизусть зазубрила, – а вернется из школы с двойкой в дневнике. И все потому, что пятерку получить до дрожи хотела. Сколько она в доме посуды перебила! Попросит Андрей Валентинович чаю, дочка вскакивает: «Я сама папочке приготовлю!» Бряк – чайничек на полу, лужа разливается. Вот с Леной такого никогда не случалось. Пока Соня над остатками заварки рыдает, племяшка уже дяде все на подносе тащит. Андрей Валентинович отхлебнет и скажет: «Спасибо, Леночка, лучше всех у тебя чаек получается. Софья, тебе надо поучиться у младшей сестры, а то ты неумехой растешь».

– Странное замечание для профессионального педагога, – возмутилась я.

– Так хозяин не в школе преподавал, – вздохнула Эстер, – со студентами занимался, считал своих подопечных взрослыми, ну и дочери поблажек не делал, особо с ней не нежничал. Соня расстраивалась из-за его замечаний, стеснялась к отцу подойти, приласкаться, а Лена всегда к нему липла. Понимаешь? Софья ждала, пока ее позовут, Лена же сама инициативу проявляла. Маленькая, а хитрая, мерзавка. Просекла, что старшая сестра от ревности мучается, и утроила свои старания. На мой взгляд, Елена намеренно провоцировала Софью. Небось хотела…

Эстер вдруг умолкла, но я во что бы то ни стало решила узнать все до донышка и насела на экономку:

– Раз начали, договаривайте!

Эстер встала и направилась к мойке.

– Нехорошо в этом признаваться, но я один раз услышала беседу, для моих ушей не предназначенную. Раньше в саду грядки были, а я огородничать люблю, поэтому посадила укроп, петрушечку, салатик, редис. Приятно весной свое свеженькое сорвать. А неподалеку от грядок стояла маленькая беседка. Все звали ее «эгоистка» или «домик капризов».

– Понимаю, почему «эгоистка», – кивнула я, – из-за размера.

Эстер оперлась руками о раковину.

– Точно, там еле-еле двое помещались, прямо кукольное строение.

– Но «домик капризов»… – удивилась я. – Откуда это название появилось?

Экономка взяла губку для мытья посуды, капнула на нее немного геля и пояснила:

– Обычно строптивых детей ставят в угол, а Андрей Валентинович Соне говорил: «Капризничаешь? Иди в беседку и поразмышляй о своем поведении!» Конечно, такая мера применялась лишь в теплую погоду, зимой он дочь в кладовку с хозмелочами отправлял. Так вот, однажды пошла я нарвать к ужину салата, присела в грядки. Август был, темнело рано, меня за кустами не видно. Помнится, пожалела еще, что фонарик не прихватила, на ощупь пришлось зелень щипать. Вдруг слышу из «эгоистки» голос Агнии: «Девчонка отвратительно себя ведет, невоспитанна до предела. Лиде, похоже, все равно, что дочь говорит, как она учится. Вот я Ленку в строгости держу…» И давай свою кровиночку нахваливать, а ее двоюродную сестру в грязь макать.

Глава 22

Эстер не принадлежит к числу слуг, которых тортом не корми, а дай подслушать хозяйские разговоры, но в тот день ее охватило простое человеческое любопытство. С кем треплется Агния? Понятно, что не с Лидией Сергеевной. Может, с Надеждой? В доме как раз опять собралась компания друзей.

Собеседник Агнии молчал, слушал, а та окончательно распалилась и воскликнула:

– Неужели тебе не ясно? В Леночке течет настоящая кровь Бархатовых, отсюда в моей дочери благородство, разнообразные таланты, работоспособность, ум и красота. А в Софье взяли верх гены матери. Не хочу сказать дурно про Лидию, я знаю свое место, но, согласись, Елене следует быть в доме первой. Софья плохо учится, она проблемный истеричный подросток. И к тому же отвратительно влияет на Леночку, подает ей пример лени, разгильдяйства.

– Знаю, – раздался голос Андрея Валентиновича, – Соне нужны ежовые рукавицы. Она не понимает, когда с ней по-хорошему обращаются.

От изумления Эстер, сидевшая на корточках, плюхнулась прямо на грядку и сломала стрелки зеленого лука. А хозяин продолжал:

– Николай приготовил для Сони лекарство, пообещал, что оно пригасит ее вспыльчивость.

– Уж извини, но от коровинских сушеных жабьих лап нет никакого толку, – отрубила Агния.

Профессор кашлянул.

– Гомеопатия – мощное оружие.

– Нет, Соне необходимо нечто более серьезное, – настаивала сестрица. – Например, аннениум или этот, как его, новое средство сейчас придумали… энеротараин. Моя соседка его принимает, и эффект потрясающий – была склочницей, стала нормальной бабой.

– Детям такие средства не дают, – отмел предложение брат, – а вот гомеопатия в самый раз.

– Ну, хорошо, – сдалась Агния. – Вот только я сомневаюсь, что белые шарики вздорную девицу перевоспитают. Кстати, я знаю хороший интернат за городом – с пятиразовым питанием, с отличными учителями. Там Софью живо в чувство приведут.

– Я не готов к такому варианту решения вопроса, – сухо ответил Андрей Валентинович. – Она моя дочь, пусть не очень удачная, но родная кровь. И что скажут люди? Как такой шаг отразится на моей карьере? Профессор Бархатов не смог справиться с воспитанием школьницы и, расписавшись в собственном педагогическом бессилии, посадил ее под замок? Это будет удар по моему престижу. Поползут нехорошие слухи, может пошатнуться карьера, а я как раз собираюсь баллотироваться в Академию наук. Нет и нет! Софья будет жить дома и ходить в обычную школу.

– Ага, конечно, Соня твоя дочь, а Леночка в семье никто, – всхлипнула Агния, – ее можно гнобить, девочка стерпит любые унижения, только бы видеть любимого дядю. Кровная дочь Софья ненавидит тебя, а посторонняя Лена обожает, готова тебе ноги мыть и воду пить.

– Пожалуйста, перестань, – устало сказал профессор. – Я как могу обеспечиваю Лену. Да, должен признать, девочка она замечательная, светлый, благородный ребенок, мне в радость с ней общаться, малышка, как губка, впитывает знания. Но ты сильно преувеличиваешь вредность Сони. Да еще словечко какое подобрала – «гнобить»… Кто в моем доме посмеет обижать Лену? Таких людей нет.

– Неужели ты не видишь? – воскликнула Агния. – Софья над ней издевается, присмотрись внимательно. Старшая вечно младшую шпыняет. Ты не хочешь отправить Соню в интернат, значит, отдаешь Леночку ей на расправу…

К сожалению, дослушать разговор Эстер не могла – от дома донесся крик Лидии:

– Эста! Ты куда подевалась? Мы когда сядем ужинать?

Радуясь тому, что окна беседки украшены разноцветными витражами и через них нельзя рассмотреть сад, экономка кинулась на зов…

– Поняла я потом план Гнюшки, – со вздохом завершила Эстер свой рассказ. – Очень уже сестрица хозяина хотела в доме власть захватить, но у самой не получилось, так она надумала через Ленку действовать. Небось объяснила доченьке, как Соню до истерики доводить, а из себя несчастную корчить. Агния ожидала, что у брата терпение лопнет, наплюет он на свою драгоценную карьеру, отправит Софью с глаз долой, тогда ее Ленка единственным любимым ребенком станет.

– Слушаю я вас, и создается впечатление, что вы говорите не об Андрее Валентиновиче, – удивилась я. – Карьера, престиж… Я знаю Бархатова с другой стороны. Мне он всегда казался человеком тихим, совершенно не озабоченным никакими административными привилегиями, типичным кабинетным ученым.

Эстер завернула кран и повернулась спиной к мойке.

– Ты же жила в советское время. Неужели забыла, сколько усилий требовалось, чтобы защитить кандидатскую? Уж про степень доктора наук молчу. И ведь еще нужно было должность получить соответствующую.

– Я помню, приходилось буквально драться, – ответила я. – Совсем не каждому это удавалось. Нужно было интриговать, занимать какой-нибудь пост, допустим, быть членом парткома или подвизаться на профсоюзной ниве. В то время написание докторской диссертации к науке имело мало отношения. Не знаю, как в других вузах, но в том, где преподавала я, дело обстояло именно так.